|
Отрывок из романа американской писательницы Сюзанны Перл Бак "Земля". Роман о жизни китайских крестьян.
И когда час родов был близок, он сказал жене: - Нам нужно найти кого-то, кто поможет в нужное время. Какую-то женщину Но жена покачала головой. Она убирала со стола после ужина. Старик ушел спать, и только они вдвоем остались в ночи, а между ними на столе мерцал огонек самодельной маслянной лампы с кусочком нитки вместо фитиля. - Ты не хочешь женщину? - спросил он с удивлением. Он уже стал привыкат к таким разговорам с ней, где ее реплики никогда не были чем-то большим, чем движение головы или руки или изредка она могла нехотя обронить какое-то слово. Он даже не испытывал недостатка в более длинных разговорах. - Но ведь рождение в доме, где есть только два мужчины, будет выглядеть странным, - продолжил он. - Моей матери помогала женщина из деревне. Я ничего не понимаю в этих делах. Нет ли кого-то в Большом Доме, кого-то из твоих друзей-рабов, кто мог бы прийти? Это был первый раз, когда он упомянул Дом, из которого он забрал ее. Она обернулась. Такой он ее еще не видел. Ее узкие глаза стали широки, а на лице отобразилась злость: - Никто из того дома! - выкрикнула она ему в лицо. *** И она не подпустила никого, когда пришел день родов. Это случилось ночью, в сумерках, когда солнце едва закатилось. Весь день она работала в поле рядом с ним на сборе урожая. Пшеницу убрали, а поле залили дожди. Рис посадили и теперь он принес урожай. Целый день они убирали рис: наклон, рывок, в снопик. Вдруг она резко остановилась, почувствовав всю тяжесть своей ноши. И после этого стала двигаться гораздо медленнее, чем он. И он шел по ряду вперед, а она позади. А после полудня ее движения стали еще медленнее. А он стал поглядывать на нее с недовольным нетерпением. Она остановилась, уронила косу. А на ее лице был пот, другой пот, пот неизведанной до этого агонии. - Время пришло, - сказала она. - Я пойду в дом. Не входи в мою комнату, пока я не позову. Только принеси мне свежесрезанный тростник, расщепи его, чтобы я могла отсечь жизнь ребенка от своей. Она ушла через поля в сторону дома, как будто ничего не происходило. А когда она скрылась из виду, он пошел к краю пруда, выбрал тонкий зеленый тростник, очистил и расщепил его своей косой. Осенняя ночь наступала быстро. Он взял косу на плечи и пошел домой. А дома на столе его ждал горячий ужин. Старик ел. Она накрыла на стол, не смотря на роды! Он отметил про себя, что такую женщину редко найдешь. Тогда он подошел к двери их комнаты и сказал: - Я принес тростник. Он ждал, думая, что она попросит его принесит тростник ей. Но она не позвала. Она подошла к двери и протянула руку сквозь щель. Она не произнесла ни слова, но он слышал ее дыхание, как дыхание дикого животного, которое долго-долго бежало. Старик поднял голову и сказал: - Ешь, иначе все остынет. А потом он сказал: - Не беспокойся. На это уйдет много времени. Я помню время, когда твоя мать рожала первенца. Это длилось целый день. А... подумать только, сколько детей мне родила твоя мать. Одного за другим. Я даже не помню, сколько. И только ты выжил. Вот почему женщина должна вынашивать и рожать, вынашивать и рожать. Потом он сказал еще, как будто эта мысль была для него нова: - В это время завтра я, возможно, буду дедом мальчику. Он вдруг начал смеяться, перестал есть, сидел, похихикивая, в сумеречной комнате. Но Ванг Лунг стоял и слушал эти животные стоны и дыхание. Через дверной проем до него донесся запах горячей крови, болезненный запах, который его испугал. Стоны женщины стали быстрее и громче, как будто она кричала шепотом. Но она не издала ни одного громкого звука. Когда у него уже не было сил вынести это и он был готов ворваться в комнату, до него донесся тонкий, злой плач. И он забыл обо всем. - Это мальчик? - вскричал он, забывая о женщине. Плач раздался снова, настойчивый, выматывающий. - Это мальчик? - повторил он. - Скажи мне только, это мальчик? И голос женщины ответил слабо, как эхо: - Мальчик! *** Когда он съел все, что хотел, то снова подошел к двери. И она позвала его. И он вошел. Запах пролитой крови все еще наполнял воздух, но нигде не было ни следа. Только в деревянной лохани была вода. И лохань была под кроватью, так что он едва ее видел. Горела красная свеча. Она лежала на кровати, плотно укутанная. Рядом с ней, завернутый в пару его старых брюк, как предписывает традиция в этих землях, лежал его сын. Он подошел и какое-то мгновенье не мог произнести ни слова... От переводчика: на следущий день женщина снова отправилась в поле. И помогала своему мужу. И ребенка брала с собой. Перевод prosto_i
|