... Возле моря, в жестких зарослях самшита - Мой ночлег под серой скальною стеною.

Звездным бисером мерцающим расшито Крепдешиновое небо надо мною.

Ни огня, ни долгих песен о дорогах - Только моря слышен голос монотонный.

Лунный свет лежит на каменных отрогах, серебристый, растекающийся, сонный...

Завтра будет слишком много злого солнца, зной нещадный, звон цикадный, путь неблизко...

Завтра снова я увижу, как коснется горизонта кромка огненного диска.

Наслаждаясь наступившею прохладой в час, когда мрачнеют горные вершины,

Я увижу - это будет мне наградой! - Как в закатном море кружатся дельфины.

Возле берега, так гордо и беспечно, предо мною, наблюдателем случайным -

Как с улыбкою мерцающая Вечность открывает путешествующим тайны!..

(О.Ильина «Ночь пилигрима», 1998 г.)

1. Рождение Дани. Ветер

…За год до того я нашла на утришском берегу необычный камушек: серая галька с черным, сделанным природой, рисунком, напоминающим свернувшегося в утробе ребеночка. Я не суеверна, но тогда не могла не принять это как знак надежды: всего несколько недель назад, не дотянув и до второго триместра, закончилась ничем моя первая беременность… а мы уже и на занятия ходили…и в Утриш собирались ехать не просто так, а ГОТОВИТЬСЯ! Кто через это прошел, поймет, в каких чувствах я тогда пребывала. И вот – камушек…

Я показала его Юле.

– Ясно дело, - полушутя прокомментировала она мою находку. – Надо полагать, через год приедешь сюда рожать!

Чем-то таким вроде дара предвидения они все-таки обладают, наши повитухи!..

Даня имел все шансы родиться в малогабаритной ванне съемной квартиры (мы оттуда съехали всего за три дня до отбытия в Утриш!). В Красногорске - на дому у моей свекрови, к соучастию в столь грандиозном событии вовсе не готовой! - где, кроме того, всегда ржавая вода. В поезде «Москва-Анапа» - ехали-то мы уже совсем «на сносях», а в те дни как раз бастовали под Ростовом шахтеры, перекрывая железнодорожную ветку… Я была морально готова ПРИНЯТЬ любой из вариантов. И даже еще более страшный: незапланированное попадание в роддом, со всеми вытекающими… И все же я надеялась на Утриш. «… но да будет, Господи, по воле Твоей!…». Именно тогда я по-настоящему поняла то, что до этого и сама не раз пыталась объяснять окружающим – смысл СМИРЕНИЯ (соединения-с-миром)… СОГЛАСИЯ, которое Освобождает… ПРИЯТИЯ воли Божьей… Было ли страшно? Да, было… Но… как бы это объяснить-то? – страх бывает разный. ЭТОТ был, пожалуй, сродни ощущению человека, осознанно идущего в бой – знаешь, что там летают пули, и что одна из них вполне может оказаться твоей, но у тебя все равно есть веские ЛИЧНЫЕ, ВНУТРЕННИЕ причины предпочесть все это безопасному укрытию где-то в тылу. И тогда ничего не остается, кроме как вверить свою судьбу (вместе с живущим в каждом из нас естественным страхом!) Богу…

Помню, когда лодка с нами и рюкзаками причалила к берегу, в голове осталась одна веселенькая мысль: все, мы - ДОМА, можно рожать! На этом месте я, наконец, по-настоящему «расслабилась». И еще неделю мы с Димкой лазали по окрестным горам, обживали свой очаг, ездили в город. Димка – мужественный человек: впервые попасть в непривычные для него походные условия (даже костер разжигать не умел, да!) и сразу - на роды! Первый опыт присутствия на родах он, благодаря Юле, попросившей его помочь, получил за пару дней до нашего собственного праздника – когда рожала Оксана. Ледяное море, ветреная, неспокойная ночь… Я не спала, ждала его, слушая «песню» роженицы, доносившуюся с берега. Он вернулся среди ночи, когда чудо уже свершилось, и все было позади. В его глазах мне увиделся странный – новый! – свет. И отсутствовавшее прежде спокойствие. Кажется, именно тогда и он ПРИНЯЛ уже сделанный нами выбор…

Через пару дней ветер переменился и стих. К берегу пришли медузы – вестницы теплого течения. Мы собрались ехать в город. Лодки в те времена еще не ходили. Когда я дошла по берегу до поселка, почувствовала, что что-то во мне не так. Будто иду не по земле, а сантиметров на пятнадцать выше. И ребеночек в животе сегодня как-то особенно тяжел. Сказала об этом Димке. «Может, не поедем?» - «Ну, нет, вот теперь точно поедем – ПОТОМ будет не до этого!». В городе начались непонятки со временем: Димка оставил меня на автовокзале буквально на пять минут, а мне показалось – его нет уже целый час! Со мной - почти истерика… А потом, наоборот, солнце как-то неожиданно резко скакнуло к горизонту, и стало ясно, что надо спешить в лагерь.

Юлю мы встретили у водопада. Поделилась ощущениями. Она посмотрела на меня – СКВОЗЬ меня! - этим своим особенным «повитушечьим» взглядом – и велела «готовиться». Вечером в лагере был праздник по случаю чьего-то дня рождения. Я смотрела представление и все время думала, как думает каждая роженица-«первоходка»: ОНО?.. Не ОНО?… На всякий случай решила пораньше пойти спать…

…и вскоре проснулась оттого, что отошли воды. Димка кинулся искать по лагерю акушеров, отправившихся к именинникам праздновать. Времени на клизму и прочие ритуалы уже не было – начались бодрые, решительные схватки. Мы вышли на берег и медленно, с «песнями» и остановками, двинулись к Родильному Камню. Снова пришел ветер. Он налетал порывами – в ритме схваток. Когда мы, наконец, дошли до места, Ветер перестал быть явлением природы – казалось, он стал частью меня: властный, всепоглощающий, космический Ветер… теплый, но пронизывающий все существо, подхватывающий душу и уносящий ее в бешено несущееся навстречу звездное пространство Вселенной. Схватки! Я не помню боли или страха – в памяти от тех родов вообще не осталось ничего, кроме этого вселенского Ветра. Только фрагменты-картинки…

Вот – слабенький костерок на берегу: это недоверчивый акушер Антоша, почему-то решивший, что мои роды – это еще надолго, собрал при свете фонаря дровишки и разжигает огонь… и – снова Ветер уносит меня в звездную бездну очередной схватки… Вселенная, бешено вращаясь, несется навстречу, и от этого я кричу (пою?) тот самый знакомый многим протяжный звук… Схватка отступает, вращающаяся Вселенная медленно останавливается… Я открываю глаза… Я лежу на руках у Димки, и прямо надо мною в зените застыло безмятежное созвездье Северной Короны с голубой Геммой посредине… (Как я, при своих «минус восьми», могла ее видеть?! Это невозможно: без линз – а я во время родов точно была без линз! – видны только самые яркие звезды, да и то они похожи на расплывчатые белесые блюдца! Говорят, в родах и со зрением происходят разные чудеса) …Снова исподволь приходит схватка, и небесный пахнущий морем свод начинает вращаться - все быстрее, быстрее, опять унося меня в межзвездное пространство… На такой скорости физические тела распадаются под собственной тяжестью, я чувствую, что больше уже не могу – космический Ветер вот-вот разорвет меня на куски!… «Антоша, кончай дурью маяться – иди сюда, это уже потуги!» - краем сознания слышу я юлин голос… Под моими босыми ступнями – мокрая скала, в нее плещется лунное море. Димка берет меня в охапку, мы заходим в воду (она теплая!) – и снова несется навстречу, разрывая меня, Вселенная… и снова…и – останавливается насовсем, когда я слышу…нет, не крик – нежное тихое мяуканье новорожденного мальчика, поднесенного к груди.

Нас выуживают из воды, укладывают на «пенку» среди камней на берегу, накрывают спальником – одновременно с бурным восторгом от всего пережитого и свершившегося, на меня обрушивается крупная дрожь, меня так колотит, что Юле еле удается пристроить Даньку к сисе. А я говорю, говорю, смеюсь пополам со слезами – не могу остановиться! Меня еще не отпускает вся эта фантастическая сказка рождения – с ее ветром, летящими звездами, танцующей в воде луной, запахом моря и можжевельника…

Это потом оказалось, что в родах (наверное, именно потому, что они были такими быстрыми – всего два с половиной часа! - и такими красивыми), мы прошли только половину пути. Что самое трудное и «повседневное» еще впереди: послеродовая депрессия и тоска по прежнему статусу «независимой девушки», растерянность свежеиспеченной мамы, для которой все впервой, долгое выстраивание новых взаимоотношений с миром – взаимоотношений куда более взрослых и «качественных», придающих жизни совсем иной, более глубокий, смысл… А «сказка рождения» - осталась! Навсегда…

2. Рождение Давида. Сфинкс

Я, в общем-то, всегда знала, что два раза в одну реку не входят. Но вторые роды оказались совершенно другой «рекой» с абсолютно незнакомыми берегами и излучинами. Хоть и «протекала» она на том же самом месте, что и прежняя - та, три года назад: рожать второго сына мы опять-таки приехали в Утриш.

На этот раз мы были неторопливы и обстоятельны. Даже, пожалуй, несколько вальяжны (ну, а что, не впервой, небось – уже кое-что о родах знаем!) – ни в бассейн, ни на гимнестику я во время беременности почти не ходила.

Зато приехали мы в лагерь сильно «заранее», с надежными близкими друзьями, специально скорректировавшими свои планы так, чтобы нам помогать. Обустроили «быт», стали ЖДАТЬ. Где-то за неделю до «даты» из Москвы, наконец, подтянулся папа Дима. Тут мне, казалось бы, можно уже и совсем расслабиться: все, что нужно для красивых родов, в наличии. Но меня вдруг конкретно «законтачило» - буквально на второй день после его приезда мы разругались в дым из-за какой-то бытовой ерунды, помирились, опять разругались…и так еще примерно десять дней подряд. Уже прошел назначенный срок родов. В небесах сменился знак Зодиака. Раза три или четыре я будила или вытаскивала из «гостей» Юлю: вот они, схватки, вполне вроде даже внятные! – но схватки к утру сами собой «рассасывались», оказываясь всего лишь предвестниками. Я замучила, кажется, уже весь лагерь, каждый встречный донимал меня одним и тем же вопросом: ну когда, когда? Да почем я знаю! Друзья, трижды менявшие билеты на более поздний срок, наконец, вынуждены были все-таки уехать в Москву, где их ждали дела. Июль подходил к концу, лагерь пустел, на его краю появились «чужие». Обстановочка накалялась – а мы все не рожали!

Я и сама понимала, что дело именно во мне: чтобы процесс пошел, надо расслабиться, перестать злиться на мужа и слишком настойчиво хотеть, чтобы процесс пошел! Но расслабиться не получалось. Не помогали ни милые родильные ритуалы вроде «сжигания плюща», ни даже сеанс розен-терапии, на который меня направила Юля. То самое ПРИЯТИЕ, «согласие, которое освобождает», столь легко давшееся мне в первых родах, на сей раз куда-то подевалось, и я никак не могла его обрести. С этими мыслями я уселась готовить будущему ребеночку маленький подарок: вышивала синими и белыми нитками старинный – еще от моей мамы! - крохотный фланелевый чепчик. Как-то незаметно «ушла в процесс» - в то знакомое многим состояние, когда акт творчества уводит мысли человека куда-то далеко-далеко, и окружающая реальность перестает висеть над сознанием, становится фоном, «театральным задником». Когда завязала последний узелок в вышивке, солнце садилось – я отправилась на берег смотреть свой любимый утришский «сериал» под названием «Закат на море». Димка подсел сзади, обнял за плечи. Кажется, в этот момент я обнаружила, что больше не думаю о «конце пути» - готова принять его столь долгим, каким он будет. Хоть за горизонт, до вот этого заходящего солнца… И когда поздно вечером, помимо схваток, обнаружился такой откровенный признак близких родов, как отходящая «пробка», я даже уже и не всполошилась…

К семи утра схватки все-таки оказались «настоящими». Правда, Юля, посмотрев раскрытие, большого энтузиазма не проявила – раскрытие так себе, и шейка «длинная»: по всем признакам, времени на то, чтобы не спеша обустроить родильное место, у нас много. Мне, конечно, не очень верилось – после первых-то родов, прошедших «на второй космической скорости»! Это потом выяснилось, что акушерки всегда правы…

Тем не менее, было ясно, что это, таки да - роды! И очень скоро вокруг нас образовалась внушительная «группа поддержки». Кто-то забрал к себе играть старшего сына Даньку. Возле Родильного камня наши мужики капитально ставили тент и даже построили в воде волноломную стенку из валунов – море слегка штормило. Под скалой рядом с родильным местом деловито расположился «блок-пост»: несколько папаш под командованием Игоря Россомакина, «вооруженных» ящиком пива и копченой рыбой. Охрана – мера нелишняя в июльский выходной день, когда по тропе мимо родильного места шастают туда-сюда отдыхающие, с любопытством заглядывающие за тент, откуда звучит протяжное «а-а-а!», пропеваемое на схватке. Но достаточно одного взгляда большого и «убедительного» Игоря, чтобы любопытные ретировались…

В общем, все было обставлено в высшей степени торжественно. Я расположилась на пенке под тентом, как Шехерезада в шатре. Меня и смущала, и умиляла до слез эта неожиданная всехняя забота обо мне – кажется, никогда еще я не была в центре столь деятельного внимания какого количества хороших людей! Катька Шаблова периодически появлялась то с миской свеженажаренных оладьев, то с салатиком. От смущения я пыталась между схватками хохмить и рассказывала акушерам анекдоты.

Схватки же тем временем шли не шатко не валко, почти не добавляя сантиметров к раскрытию. Юлька, обследовав меня в очередной раз, сказала, что шейка матки все еще «длинная, как чулок» - похоже, ребенок «вставился» головой не совсем «по выходу», потребуется время, чтобы «чулок» расправился и раскрылся. Меня поначалу это совершенно не смущало – наконец-то, прикалывалась я, у меня «настоящие» роды и есть шанс «прочувствовать», что же это такое! Но Юле, как мне показалось, картина откровенно не нравится: она делала все, чтобы процесс сдвинулся с мертвой точки – давала мне гомеопатию, ставила тампончики с чем-то, то и дело выгоняла меня из-под тента «гулять»… Схватки нарастают, но о-о-очень медленно!

– Юль, как там у вас? – кричит с «блок-поста» Россомакин.

– Сантиметров пять!

– А, ну тогда мы еще по пивку! – «охрана» сбегала за новым ящиком и очередной порцией копченой рыбы…

После полудня и я сама, и все вокруг изрядно выдохлись. Жаркий, душный день с висящим в воздухе маревом. Прогресс минимален, силы расходуются практически в никуда. Юля пытается на схватках расправить вручную злополучный «чулок», мешающий раскрытию. Это мучительно – приходится лежать на спине и терпеть весьма болезненные манипуляции. Когда схватка уходит, успеваю подумать: «Ну вот, хотела «настоящих» родов – получи!..»

Наконец, Юля, видя, что я совсем «спеклась», командует меня купать. В этом мероприятии, кроме нее и Димки, участвуют и наши «охранники»: на море - бодренькая волна, а под ногами в воде – скользкие, обросшие водорослями скалы. Но я уже не очень-то воспринимаю окружающее… раскаленный воздух…качающаяся вода… несколько сильных рук держат меня и несут в волне… юлькино лицо перед глазами: «Ныря-я-яем!» - она окунает мою голову под воду, и когда я выныриваю, в глазах немного проясняется. «Ныря-я-яем!»…

– Ой! – Димка вдруг вскрикивает: в самый патетический момент его, оказывается, подло тяпнул за ногу притаившийся в камнях на дне маленький краб. Больно и обидно.

Купание, тем не менее, помогло – схватки стали чаще и болезненнее, я уже не способна разговаривать в промежутках. Юля еще какое-то время велит мне на каждой схватке переворачиваться на спину – это почти невыносимо, но зато раскрытие, наконец, пошло полным ходом. Потом меня опять выгоняют из-под тента «гулять», но тут я уже почти ничего не удержала в памяти, кроме моментов, когда останавливаюсь и вою, задрав голову к небу, и меня, кажется, уже «заносит» в визг, потому что пару раз я получаю от Димки, который все время рядом, пригоршню воды в лицо, и тогда слышу, как Юля увещевает: «Опускай звук, не голоси, вниз давай, вниз!». Я стараюсь... И через некоторое время, не помню как, обнаруживаю, что сижу в воде, повиснув у Димки между колен, и кто-то рядом говорит, что это – уже потуги. Их было три или четыре… Как во сне, где все совершается слишком быстро и одновременно бессильно медленно. Вот Юля велит потрогать уже показавшуюся головку, вот – еще потуга, еще - и мальчика достают из воды. Маленький, но плотный, кругленький, покрытый смазкой, он, несмотря на долгий «путь», приветствует мир куда громче и решительнее, чем когда-то его старший брат. Я прикладываю его к груди и тут, наконец, впервые за несколько последних часов, думаю словами: «Ой, Господи – какой же он ДРУГОЙ!». И Димка, заглядывая мне через плечо, шепчет на ухо, ставя точку в затянувшемся споре насчет имени мальчика: «Это – все-таки Давид!». Да уж, он прав – этому парню, прошедшему вместе со мною столь долгий путь рождения, поражений и победы, положено царское имя!*

*Так зовут одного нашего близкого друга-грузина. Имя нравилось нам обоим, но мы побаивались его ярко выраженной «нестандартности» и бытующих в обществе ассоциаций на сей счет – каково будет с ними жить ребенку? Однако наш мальчик, родившись, «сам выбрал» себе это имя – не столько имя друга, сколько ветхозаветного царя: воина Господня, псалмопевца… Оно просто «явилось» сразу после родов – как императив. Мне известно несколько таких же случаев. Надо сказать, что мы ни разу о таком выборе имени не пожалели…

И снова, как в первый раз, на меня одновременно обрушиваются и эйфория, и отчаянный послеродовой «колотун», и безмерная благодарность всем, кто был рядом со мной, и слова, и слезы... Старший «принц», трехлетний Даня, заползает под полог шатра, где мы лежим, гладит ножку новорожденного братика, и улыбается, и тоже вытирает слезы… И мне так нездешне хорошо, что вот так бы и лежала здесь вечно, обессилевшая и счастливая, в окружении всех их, любимых и надежных, кто берег наш нелегкий путь, кто помогал его пройти! Солнце этого долгого-предолгого дня клонится к закату…

Наконец, мы все же собираемся. Уже унесли в палатку ребеночка, пора бы подниматься и мне. Переворачиваюсь на четвереньки, медленно встаю, осторожно поднимаю голову – и тем не менее в глазах темнеет, я пошатываюсь, Паша Штельма еле успевает меня поймать. «Э, нет, так не пойдет!», - и, несмотря на мои вялые протесты, они с Димкой несут меня в лагерь на руках, сменяя друг друга. Я смущаюсь и отшучиваюсь, но чувствую себя абсолютно счастливой…

… Влага, копившаяся в душном воздухе весь день, пролилась слезами примирения – нежный дождик шуршит в крышу палатки. Я плаваю в полусне, в запахах мокрой листвы, в слоистых Песках Времен, вне пространства, в блаженном Везде-и-Нигде… Иногда я выныриваю оттуда в мир реальный, и смотрю на маленького мальчика, что сопит рядом, у моей груди. Он тоже «везде и нигде». Иногда он улыбается. Или приоткрывает бездонные, таинственные глаза существа, пришедшего из другого мира - и смотрит на меня. Сейчас он похож на Сфинкса. Я прижимаю новорожденного Сфинкса к себе, и мы вместе уходим в слоистые Пески Времен, в полудрему, к барханам, к облакам, к древним пирамидам… Вдвоем. Только я и мой крохотный Сфинкс с потусторонними глазами… Никогда мне еще не было так хорошо, как вселенски светло, как в этот вечер после родов в палатке под тихим дождем!

Только доктору Паше всё это отнюдь не кажется романтичным - ему внушает тревогу то, что у меня после родов слишком сильно упало давление. Он то и дело навещает нас, возвращая из таинственных грез на грешную землю, досаждает мне тонометром, какими-то терапевтическими средствами, и, несмотря на уверения Димки: «Я ее знаю – завтра уже бегать тут будет и всех донимать!» - успокаивается только тогда, когда удается нормализовать давление.

Наутро я и впрямь если не «бегала», то чувствовала себя вполне... Куда лучше бедного Паши, получившего на родах отит (ему – прополис в наследство!) и перегревшейся во время дежурства под скалою верной Кати Шабловой. А через два дня мы уехали в Москву – в лагере, стремительно пустеющем и постепенно заселяющемся «чужими», находиться с новорожденным стало неуютно. И дальше все было совсем не так, как в первый раз: мое «материнство-2» оказалось на удивление легким, беспроблемным, радостным… Каким, наверное, и должно быть у того, кто преодолел в родах бесконечную дорогу (роды длились часов 12, между прочим!), кто видел Пески Времен и заживо вернулся в мир…

Только крохотный фланелевый чепчик, что вышивала я накануне родов, так и не понадобился: у новорожденного «сфинксика» Давидки оказалась на удивление крупная башка!..

3. Рождение Яшки. Шаровая молния

Когда мы забеременели в третий раз и стали считать «сроки», то заранее развеселились: малыш обещал стать миленькой первоапрельской шуткой – предполагаемая дата родов выпадала аккурат на Всемирный День Дурака! Стало быть (если, конечно, не случится какой-нибудь чреватой роддомом беды), роды будут уже конкретно «домашними»… Это-то меня и смущало: квартира – съемная, звукоизоляция в доме – «картонная», соседи внизу – злые аспиды, и без того желающие погибели всем нашим детям с нами самими в придачу. Ну что ж теперь, не рожать, что ли?..

Помня прежние опыты, на сей раз я активно занималась: и на гимнастику ходила, и в бассейн, и на «повторную» группу к Юле… Честно говоря, больше всего боялась, что в родах начну слишком много «думать о белой обезьяне» (соседях, которые, услышав родовое «пение», начнут «принимать меры»). А еще боялась, что, если роды придут в будни, Димка не успеет доехать вовремя, застрянет в «пробке»… Непривычное это все-таки дело – рожать в Москве!

Но вышло так, что по-настоящему испугаться я просто не успела. Первое апреля прошло в спокойной, дружественной обстановке – ну «предвестники», ну, то-сё, приятные хлопоты. После Давидки я ко всему была готова – уж что-что, а ЖДАТЬ он меня научил. В субботу по-честному пошла на занятия в бассейн, наплавалась, уснула с чистой совестью.

А в воскресенье поутру чуть свет… что-то они какие-то уже слишком навязчивые, эти «предвестники»! Пока проснулась окончательно, пока думала, будить ли отсыпающегося по случаю выходного папу-Диму, звонить ли уже Юле – «процесс» ка-ак пошел!!! Звонила я уже при ситуации «через две минуты по 20 секунд»… Она, выслушав не столько меня, сколько мое пение на схватках, кричит в трубку «Еду!». Димка, едва вскочив с постели, был привлечен к определению «раскрытия». Раскрытия он «там» не нашел – нашел уже вполне готовенькую «на выход» бархатную ребенкину головку!.. Морская соль, предусмотрительно залитая накануне водой в трехлитровой банке, ни фига не растворяется и из той банки не выливается… едва и ванну-то успели налить! Схватки – подряд, одна за другой! Лезу в «несоленую» полупустую ванну, заваливаюсь на спину, пытаясь притормозить схватки. Куда там – это уже, похоже, потуги! А-А-А! Юльки, конечно, еще нет!!! А-А-А-А-А-А!!!! Димка, бросив недокуренную сигарету, метнулся в ванную комнату…

… В этот момент… Следует сказать: я - человек христианский, ко всяким «тонким энергиям», эзотерическим практикам и прочим «выходам в астрал» отношусь – как бы это сказать? – не столько даже скептически, нет, - скорее «культурологически». Как к своеобразному, отличному от моего, способу воспринимать Мир и то в нем, что «повседневному» описанию не поддается. Но в этот момент – на верхнем пике родовой боли – с моим мировосприятием произошла штука удивительная, мне, видевшей много всяких разных странных вещей, доселе не знакомая. Будто что-то «переключилось» в сознании: я вдруг увидела не столько себя, рожающую ребенка в ванне с водой, сколько золотистое, светящееся Нечто, из которого мучительно, с огромным напряжением, прорывается наружу другое Нечто: маленькое, сильное, безумно яркое, ослепительного голубого цвета… Как крохотная шаровая молния, сгусток плазмы, преодолевающий породившее, - но и удерживающее его! - поле притяжения, от которого он непременно должен отделиться... Это продолжалось, наверное, несколько мгновений…

Вот по-грузински «беременная» называется поэтично - «орсули», что более-менее точно можно перевести как «носящая две души». Что происходит, когда душа ребенка, обитавшая до того не только в своем крохотном, свернутом в комочек теле, но еще и – как матрешка в матрешке! – в теле матери, обладающем собственной душой, отделяется от него (от нее – материнской души?) и выходит в самостоятельный полет, в человеческий мир? Как ЭТО выглядит, если Бог сподобит нас вдруг увидеть Неведомое вот так, ГЛАЗАМИ? Не так ли, как увидела я в тот момент – в потугах, на вершине боли?.. «Шаровая молния» нового человеческого существования, рвущаяся из притяжения материнской души наружу, вовне, в бесконечный мировой Эфир…

- Он в «рубашке»!!! – Димка уже «поймал» новорожденного мальчика и вынул из воды. Аккуратно снимает пленку – плодный пузырь, который родившийся младенец вытянул из матки целиком. Малыш хрюкает у груди, пытаясь поймать сосок, я (по традиции!) плачу от счастья. В ванную, шлепая босыми ногами, приходят старшие братья: заспанные, немного растерянные от того, что давно ожидаемое «чудо» - вот оно, уже тут! - еще не осознавшие факта, что они – отныне оба! – теперь Старшие.

Юля, заплутавшая на машине в необъятной Москве, приезжает уже после того, как рождается плацента – на ее долю остается «констатация факта» и все, что необходимо проделать с нами после родов. Приезжает и близкая подруга Тома, берет на себя послеродовые хлопоты… Мы с Яшкой, все такие благостные (хотя у меня, что вполне естественно, очень болезненно сокращается после родов матка), засыпаем…

С момента первых «настоящих» схваток и до рождения малыша прошло всего-то минут 40-45. Но КАКИХ ! Чудесные были роды… Как подарок, который мы готовы были принять и оценить. Яшка-барашка (не потому, что «дважды баран» по гороскопу: апрель, китайский «год Овцы»…) - маленький, упрямый, целеустремленный «комочек жизни», герой моего нечаянного видения про «шаровую молнию». Воскресный мальчик, родившийся в рубашке. Наедине с теми, от кого произошел - без свидетелей...

Не могу не сказать о папе-Диме. Он, как мне кажется, именно в этих родах получил тот опыт, которого ему недоставало, чтобы избавиться от многого «лишнего» в себе – страхов и поведенческих конструкций, «выращенных» еще в детстве и упорно мешающих взаимодействовать с миром «во взрослости». Бог дал ему (это я так говорю, сам-то он, между прочим, неверующий!) уникальную возможность остаться один на один с Жизнью, происходящей на свет, со всем своим ужасом неразделенной ответственности за ситуацию, в которой оказался. В такие моменты человек не только проверяется «на вшивость души» (а он проверку на 100 процентов выдержал!) - из них невозможно выйти прежним, таким, как был «до…». Что-то меняется НАВСЕГДА. Недаром он так часто рассказывает разным людям (и женщинам-мамам, и мужчинам, имеющим не по одному ребенку) об этих родах, как о едва ли не самом мощном и значимом для него переживании. Оказавшем влияние не только на его восприятие отцовства, но и на взаимоотношения с миром вообще…

О.Ильина, Москва

ОТСЮДА